Философски-вопрошающее триединство или инкогнито Бэнкси в произведении «Девочка с шаром».

Часть 2.

«Девочка с шаром». Бэнкси

Вопрос второй: в чем культурная суть (изображенного) видимого действия?

В ответе на поставленный вопрос будем полагаться на художественно-содержательных (интерпретационных) возможностях самого текста.

Эстетический контраст художественного произведения «Девочка с шаром» измеряется в сознании (наблюдается) тремя величинами: массивной золоченой рамой, двумерной цветовой гаммой и свободным фоновым пространством.

Сочетание трех данных эстетических позиций формируют выразительные (интерпретационные) значения для философского подхода и определяют чувственный (эмпирический) ракурс для наблюдателя (зрителя), рассматривающего данное художественное произведение в качестве эмоционального текста.

Очевидно, что выбранные автором эстетические контуры композиции создают предпосылку для внутренней психологической тревоги, ибо отражают на картине свободное пространство в виде пробела между художественными образами. Данный пробел есть – «художественное зияние», в котором белизна становится бездной возможных, но не явленных культурных значений (следует отметить, что на древнегреческом зияние передается словом «χάσκω» [хаско] – отсюда происходит знакомое нам слово «χάος» [хаос], т.е. место, где нет организации, смысл существования не определен, а разум не в силах постичь точку собственного отсчета).

Чувство тревоги вызывает не только абстрактное соединение художественных элементов, но и сам сюжет, запечатленный в виде образно-выразительной формы – разрыв единства: девочки и шара, уничтожение гармонии в массовом культурном сознании, взывающего (апеллирующего) к стереотипам счастливого детства.

Необходимо отметить символическую линейно-векторную систему, которая может определять расхождение изображенных персонажей на картине либо в лево-право/право-лево, либо в верх-низ/низ-верх; в данном случае движение низ-верх определяет психологическую позицию эмоционального существования под именем – разлука.

Обратимся к историческому выражению данной позиции в сфере искусства. Культурный пласт традиции очень ясно раскрывает в мире художественного произведения особую роль образа в виде птицы, улетающей от человека. Парение в воздухе есть парение души, не принадлежащей более телесному миру; оковы бренной жизни сброшены, и мир вечности раскрывается бесконечным полетом в пространстве тайной (мистической) стихии, недоступной для земного сущего. Безусловно, полет шара приводит к типологии образа улетающей птицы, символизирующей отрешение от жизни на уровне конечности телесного, физического мира, т.е.  так называемая завершенность (эсхатология) личного бытия.

Соответственно, за счет символического распада целостности, расходящейся направлением низ-верх, в художественном образе «Девочка с шаром» возникает состояние жертвенности, передающейся статичным образом ребенка в собственном отрешении от видимой утраты.

В чем же суть жертвы или в чем состоит утрата? Ответ на подобный вопрос имеет множество культурных решений в ракурсе философского подхода. Определим один из самых очевидных, обоснованный общепринятым институтом счастливого детства.

Современная культура имеет тенденцию к разрушению института семьи, на данной картине ребенок исключительно один, несмотря на то, что в приложении к образу счастливого детства с шариками в руках предполагаются и родители. Способность утратить детское сердце, не получив полноту родительской нежности, приводит к уничижению (нивелированию) таких понятий, как милосердие, сопереживание, любовь.., которые становятся исключительно пустыми словами (коммуникационными догмами) общепринятого употребления, скрывающего истинное неприглядно-животное бытие внутреннего мира человеческого естества.

Соответственно, духовное тепло детской души вместо яркой цветовой палитры культурных чувств сменяется холодным и бездушным социальным вакуумом, выраженным на картине пустым белым слепым пространством, отсвечивающим нереализованную возможность созидательного развития.  

Живая душа в подобном случае умирает – улетает в виде красного сердца, оставляя лишь природную жизнь в дальнейшем состоянии склеротической безысходности (слово склероз на древнегреческом означает: сухой, твердый, крепкий от глагола «σκέλλω» [скелло] – сушить, иссушать); а поднятая вслед за шаром рука вверх становится определением типично-образной формы «нового приветствия» следующего «тысячелетнего рейха», раскидывающего свои границы в отказе от всех личных способностей к созерцанию и духовному созиданию в угоду массовых культурных эрзац-предпочтений.

Ремарка к уже существующему в массовой сети переводу (интерпретации) данного произведения в слова о лишении детской невинности, как в прямом, так и в переносном смысле – необходимо указать, что данный факт подобного трактования, скорее всего, следует отнести к структуре психоанализа современного общества, искаженного сверхполовой свободой в суперпозиции культурного извращения.

К. Никулушкин.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *