ФИЛОСОФСКИЙ РАКУРС 
Мефистофель является одним из главных персонажей драмы И. В. Гете «Фауст». Имя данного героя перешло на страницы текста произведения из мифологической культуры эпохи Ренессанса, в которой раскрылось явление нового образа демонической силы, обладающей выражением безумного веселья над тщетными потугами мирового познания в лице человека (человечества).
Возникает несколько вопросов: – почему Мефистофель явился в эпоху Возрождения? Почему возникла необходимость, говоря по «оккамовски», удвоение религиозно-мистической сущности в области духовно-образных представлений, чем оказался неугоден существующей в культуре сатана?
Имя Мефистофель имеет две различные версии своего происхождения (этимологию): 1. Имя происходит от древнееврейского композита (двусоставное слово) мефиц – рассеивать и тофель – искусный лжец, т.е. дословно – сеятель искусной лжи, тот кто в своих интересах подменяет реальность навязанной фантазией; 2. Имя определено греческим происхождением – μή (частица отрицания – не), φῶς (свет) и φίλος (дружеский, дружба, φιλέω (любить), то есть дословно – не любящий свет.
Отсутствие в имени – τ (тау), явно слышимой при переходе от φῶς к φίλος, позволяет усомниться в данной этимологии, но сама эпоха Ренессанса, в которой предположительно и «появился» Мефистофель, обусловлена эстетикой античности, раскрывающей красоту древних культурных форм, получивших рождение в лингвистическом тексте Эллады. Соответственно, имеется возможность в качестве сильной гипотезы (т.е. очень рискованной) предположить происхождение имени Мефистофель из греческого языка.
В структуре развития культурного образа «не любящий свет» есть очевидное противопоставление кому-то, кто этот «свет любит». Пространство христианской культурной парадигмы раскрывает, что Господь Бог определен вечным мировым светом; но любовь в данном случае прилагается не к свету, а к тварному миру, в котором он (свет) имеет возможность раскрыться перед Великим духом, это «Фаворский свет», «Свет присносущный».
Таким образом, Мефистофель не является противопоставлением Господу, о данном факте косвенно говорит и его литературно-художественное раскрытие в произведении И. В. Гете «Фауст».
Существует другой религиозный персонаж, имеющий характер темного антипода божественному и обладающий практически антонимом Мефистофелю в своем имени, выраженным латинским языком, – Люцифер(Lucifer), дословно – несущий свет. Люцифер имеет интересное перевоплощение от прекрасного лика античной эстетики в образе представителя утренней звезды к демоническому развороту в Позднем Средневековье своего темного облика в персонификации самого сатаны.
Люцифер – несущий свет «светоносец», а Мефистофель – отрицающий свет «светоборец» (можно было бы его именно так и назвать несмотря на то, что отрицание света еще не есть борьба с ним).
Люцифер и Мефистофель участники одного запретного предела, связанного с действием света в своих личных интересах, как переноса, так и отрицания. Каждая из подобных операций придает им некую темную силу (темную материю), при которой они способны разрушать человеческую веру в единство мировой души.
Но если Люцифер относится к категории «падшего ангела», возжелавшего вечного величия над Творцом, то Мефистофель отрицающий свет истины есть лишь реальный агностик, утверждающий невозможность познания на основании своей метафизической близости к духу Великого создателя. Величие человеческой мысли никогда не будет соразмерно безмерной вечности ее собственного истока в образе Господа, именно данная интуиция и находится в сфере понимания Мефистофеля. Соответственно, Он искушает нетленный разум, впавший в состояние тщетных поисков смысла собственного предназначения в бытии, бренностью плотских удовольствий, ведущих к устранению «печали Экклезиаста». Мефистофель издевательски выразителен в отношении людских способностей к проницательному пониманию мировой сути, указывая на особую человеческую нетерпеливость, обоснованную установленным, конечным временем жизни. Всегда намного проще получить ясную и очевидную выгоду-пользу сейчас, нежели создавать некий интеллектуальный маршрут за пределы собственной телесности.
Мефистофель обретает свою культурно-образную реализацию в момент мировых открытий, переносящих свет познания «просвещение» в пространство форм человеческой цивилизации. Данные формы становятся относительно безличными (научно-рациональными), теряющими (рассеивающими) духовный свет своих изысканий в перспективе наивного и чудесного блага. Культурный оборот таких открытий располагается не всегда на стороне света, иногда в равной степени он пролегает по территории вечной тьмы, определяя новый истошный путь к всеобщему истреблению под дикий, ужасный смех нового сатанинского образа – Мефистофеля.
Мефистофель также благодаря И. В. Гете становится демонически ярким именно литературно-художественным персонажем, принадлежащим к сфере религиозной культуры, но не обладающим в ней догматическими единицами своего исчисления; другими словами, с Мефистофелем возможны любые авторские действия в пространстве культурного текста без установления (соподчинения) через категорию – ересь.
Возрождение в культуре идеалов античности, утвержденных в христианском тексте как языческие, невозможно без возникновения новых мистических персонажей, полагающих новый уровень эстетического созерцания через единство религиозного и мифологического.
Таким образом, явление Мефистофеля в эпоху Ренессанса определено новым взглядом на историческую перспективу античной культуры, возрождающей не только эстетику древнего пространства, но и требующей новых трагических образов в драматическом сюжете собственного бытия. Удвоение демонической сущности в лице Мефистофеля обосновано формированием новых внутренних оппозиций, новой культурной диалектики в тексте религиозного сознания нового пространства тотальной цивилизации.
К. Никулушкин
